Первые дни войны
Я родился 8 августа 1920 года - в самую разруху и голод после Гражданской войны.
Отец, Щапов Кузьма Иванович, родился в 1892 году, крестьянин, учился в церковно-приходской школе и закончил три класса с похвальным листом. В царскую армию был призван в 1915 году, в учебную команду. Через шесть месяцев ему было присвоено звание ефрейтора, потом старшего унтер-офицера, и в 1916 году он был отправлен на фронт командиром взвода.
В период Гражданской войны состоял в штате военного комиссариата по подготовке кадров - занимался обучением новобранцев 1901-1902 годов рождения - в разных селах.
Отец женился в 1912 году на крестьянке из зажиточной семьи села Шелемисс Кузнецкого района (уезда) Декиной Елене Васильевне. У них в семье были два брата, старший Федор и младший Александр, который погиб на фронте Великой Отечественной войны.
На срочную военную службу я был призван 26 апреля 1941 года. Ехали в товарных вагонах, где были двухъярусные деревянные нары, через всю Украину. На остановках разглядывали чистенькие белые вокзалы, как, например, Фастов. А в Полтаве восхищались цветущими садами вишни и яблонь. В Подволочиске мы успели сходить в железнодорожный буфет и в магазин, который располагался недалеко от вокзала. Продавец, предлагая товар, говорил, что он уступит и продаст дешевле, особенно для бойцов Красной Армии. "Как это дешевле, ведь цены государственные!". "Нет, у нас торговля частная". На конечной остановке нас выгрузили из вагонов, и мы пешим ходом пошли через лес, по воде, до воинской части, которая дислоцировалась в деревне Грушевка Львовской области.
После карантина нас обмундировали и направили в казарму. За несколько дней пребывания в городке я успел побывать в Ленинской комнате, библиотеке. Начались занятия по строевой подготовке. Я сразу почувствовал крепкую дисциплину, порядок и компетентность офицеров и младших командиров. Мне очень понравилось. Зачислили меня в отделение связи радистом батареи 723 г.а.п. 159 с.д. Но рацию так и не получил.
В первых числах июня мы выехали в летние лагеря. После оборудования лагеря начались занятия по специальности. Но, увы, успели провести одно-единственное занятие по изучению полевого телефонного аппарата, так как на следующий день нас отправили на границу, в район городов Рава-Русская, Немиров, на строительство дотов (Д.О.Т.).
21 июня 1941 года не закончив оборудование укрепленной линии, мы вернулись в лагерь. Утром 22 июня в 6 часов в расположение нашей части прибыл командир дивизии и объявил боевую тревогу. Кто-то сказал, что это, наверное, учебная тревога. Но прибывший старшина Сахно скомандовал: "Забрать личные вещи и построиться, сбор на опушке леса, у дороги". После завтрака в полной боевой готовности мы собрались в указанном месте. Там уже была установлена трибуна. Начался митинг: нам объявили, что немцы вероломно напали на нашу Родину - началась война. Выдали нам медальоны и объяснили, что необходимо написать фамилию, имя, отчество, домашний адрес и вложить это в медальон, который необходимо положить в брючный кармашек.
Наш артполк имел на вооружении 122 мм гаубицы. Один дивизион на механической тяге и два дивизиона на конной тяге. Весь артполк тронулся походной колонной в западном направлении, следом за стрелковыми полками. Начались разговоры о том, куда же нас везут - то ли на Киев, то ли к границе. Конечно же, мы шли к границе. Только успели мы покинуть наши летние квартиры, как налетела на лагерь немецкая авиация и разбила лагерь. Часам к 12-ти стала слышна артиллерийская канонада, а в 16.00 22 июня мы уже заняли огневые позиции, оборудовали наблюдательный пункт рядом с боевыми порядками пехоты. Я тогда не имел понятия (как и все солдаты нашей дивизии), что такое война. Даже какое-то приподнятое настроение было у всех.
Сзади нас густой лес, за лесом - поле, где была установлена батарея, с которой уже была налажена связь. С наступлением темноты немцы прекратили атаки и обстрел. Наша батарея всю ночь вела беспокоящий огонь по переднему краю и тылам немцев. Но вот ранним утром 23 июня немцы после непродолжительной артподготовки возобновили наступление. Атаки продолжались весь день. К вечеру наша пехота не выдержала и отступила. Ночью положение было восстановлено. 24 и 25 июня все повторилось, а 26 июня после массированного налета авиации и артиллерии противника началось массовое отступление по всему фронту. Наше отступление немцы сопровождали обстрелом бризантными снарядами. Мы только успели установить 2 орудия на новой позиции, а я с товарищами еще не успел проложить кабель на НП. Слева на опушке леса стоял отдельный домик с колодцем во дворе. Я побежал с котелком за водой. Прицепил котелок и с помощью барабана опустил его в колодец. В этой время послышалась автоматная очередь, пули просвистели выше моей головы. Я, естественно, присел за сруб колодца. Тут я и увидел прямо перед собой двух немцев с автоматами, идущих прямо к колодцу. Я выстрелил из карабина и одного убил. Второй немец побежал назад. В это время я увидел, что от батареи побежали наши солдаты из орудийного расчета. К счастью, установлено было только два орудия, а два других установить не успели. Таким образом, два орудия захватили немцы, а из орудийного расчета остались только двое. Остальные погибли в рукопашном бою. Оказалось, что немцы, прорвав нашу оборону, вышли к нам в тыл.
Вот теперь я понял, что такое война.
Двое из оставшихся в живых оказались кузнечане: Жаринов Сергей и Иван Кошкодаев, он до войны работал парикмахером в Центральной парикмахерской на Комсомольской улице. Так как не установленные орудия оказались в упряжке, то ездовые, увидев немцев, погнали лошадей с орудиями в тыл за отступающими пехотинцами. Мы трое оказались отрезанными от своего полка.
На опушке леса к нам присоединился сержант - командир отделения связи. Он приказал: "Окопайтесь здесь и ждите меня, я пойду вперед, разберусь, где тут немцы, а где наши". Но он так и не вернулся.
День клонился к вечеру, жара спала. Мы, посоветовавшись, решили идти по хорошо накатанной грунтовой дороге. Но вовремя сориентировались, так как пошли не в ту сторону, повернули обратно на восток.
Т ем временем по большаку двигалась масса беженцев. Люди несли свой скарб, а некоторые везли на лошадях, но таких было мало. Многие гнали свой скот. Следом за беженцами показалась колонна солдат, Мы присоединились к ним. По обочинам дороги валялись трупы людей и скота, также много домашних вещей. Это то, что осталось после налета немецкой авиации на беженцев, идущих впереди. В кювете лежал один поляк, раненный в живот, его кишки вывалились на землю, он стонал и просил, чтобы его пристрелили. Но никто к нему не подошел. Это было так страшно!
Километра через два на опушке леса увидели дом. Возле него никого не было, и мы долго наблюдали, не решаясь подойти к дому. Но вот наконец-то из дома вышел солдат. Присмотрелись - свой. Часовой вызвал офицера, который разрешил нам подойти и стал расспрашивать кто мы такие. Я сказал, что мы разыскиваем свой 723-й артполк. Он нам ответил, что где наш полк не знает и дал нам задание установить, есть ли в роще и за рощей немцы. Мы зашли в лес - в кромешную темень, прошли через лес - кругом тишина. Доложили, что немцев нет нигде. Нам разрешили отдыхать. Во дворе под открытым небом было много сухой травы, на которую мы и легли спать. Но сразу заснуть так и не удалось - не давали самолеты противника: то пролетала рама (разведчик), то шли на восток эскадрильи бомбардировщиков, создавая монотонный гул.
На рассвете мы продолжили свой путь на восток, но своих догнали только на следующий день в лесу, где сосредоточились подразделения легкого артполка и нашего. Сразу же увидели своих товарищей - крепкие рукопожатия и объятия, как будто мы не виделись, бог знает сколько времени. Большая радость, что мы опять вместе, в своем полку. Лес, зелень, буйная растительность, и теплая солнечная погода, дурманящий аромат трав - все это создавало хорошую обстановку и настроение. Кругом ставили полевые кухни, готовили обед, а среди личного состава веселый разговор, шутки, игра на музыкальных инструментах. Но долго тут задерживаться было нельзя, противник своими обходными маневрами вынуждал нас на дальнейшее отступление.
С наступлением темноты все подразделения двинулись на восток. Шли проселочными дорогами через леса и поля, на которых созревала пшеница выше человеческого роста. Бывало, идешь по пшенице цепочкой друг за другом, и уже образуется хорошо протоптанная дорожка. А таких дорожек столько, сколько подразделений. Остановят на привал, а у тебя одно в голове - определить, где мы находимся. Справа - осветительные ракеты, слева тоже, создается такое впечатление, что мы окружены. А политруки уверяют, что на других участках фронта наши войска перешли границу и ведут бои на территории противника. В это вранье поверить было нельзя.
Июнь на Украине был ненастным - как зарядит дождь на три-четыре дня - сухой нитки на тебе не остается. В мокрой одежде чувствуешь себя отвратительно - мерзнешь. Иногда думаешь: "Лучше бы убили меня, чем переносить все эти лишения - холод, дождь, грязь. Поэтому я никогда не боялся, что меня убьют. Но, тем не менее, мне не верилось в это, потому, что мы, солдаты, понимали, что война все-таки кончится. И мечтали о хорошей жизни. "Вот кончится война и хорошо бы посмотреть, как все хорошо заживут!!".
Как-то нас вдвоем послали охранять перекресток дорог и не пропускать немцев - мы должны были вовремя сообщить нашим о приближении противника. Погода была скверная, шел мелкий дождь. Мы промокли и дрожали от холода. Залезли в старый окоп и там ждали немцев. Но немцы так и не появились.
Отступали только ночью, колесили зигзагами. Бывало за ночь отмахаешь 60-70 километров, а от линии фронта уйдешь всего-то на 10-20. К утру только успеешь окопаться, а противник вот он, уже вышел на наши позиции.
Немцы использовали наши самолеты, которые мы называли "чайками", для преследования наших отступающих колонн. Они вылетали с заглушенными моторами из-за леса, а мы, глядя на наши звезды, принимали их за своих. Немцы на бреющей высоте начинали бешеный обстрел колонны. Были, конечно, убитые и раненые. В одном из таких налетов был убит командир батальона.
Мы почти каждую ночь попадали то в окружение, то в "мешок". Вот и приходилось колесить. Так как остатки орудий были переданы в другой артполк, то мы - артиллеристы, воевали как пехота. На нашем участке ничего не осталось на вооружении - ни танков, ни артиллерии. Даже автоматов и тех не было, на весь артполк был всего один пулемет. После длительного отступления в боях с превосходящими силами противника, мы заняли оборону на опушке леса. Впереди нас был совхоз, за нами - лес. Стоял хороший летний день - жарко, конец июля. Нещадно палило солнце, тишина и только в лесу перекликались птицы. Командир батареи послал нас - нескольких человек, на разведку в совхоз. На пасеке никого не оказалось, мы наполнили котелок медом и ушли к своим. Взяв еще несколько котелков, обратились к командиру с просьбой, чтобы разрешил нам сходить еще за медом. Он отпустил. Но когда мы вернулись на пасеку, то увидели, что наши разведчики столкнулись с разведкой противника. Немцы были на мотоциклах, обстреляли наших и уехали. Мы же, набрав в котелки меда, тоже пошли к своим. Кто-то из разведчиков, заглянув в крайний сарай, обнаружил немецкого солдата, которого мы привели к нашему командиру. Так как у нас не нашлось ни одного человека, который знал бы немецкий язык, пленного пришлось отправить в штаб полка.
Мы еще не успели как следует окопаться, а немцы уже начали обстрел из орудий и минометов, после чего пошли в наступление в сопровождении танков и авиации. Наша пехота, не выдержав танковой атаки, стала отходить. По оврагу мы вышли к деревне. Восточнее этой деревушки, на высотке, стоял полковник и, размахивая пистолетом, стал останавливать отступающих. Собрав небольшую группу - человек сто, он приказал взять деревню, которая находилась на бугре за оврагом. Между оврагом и деревней - овсяное поле. Но овес был невысок, и наши фигуры хорошо были видны. Из крупнокалиберных пулеметов, которые стояли у немцев на бронетранспортерах, был открыт такой огонь, что и головы не поднять. От той контратаки мы ничего, кроме людских потерь, не имели. Немцы пустили два танка и бронетранспортер, и пошли на нас атакой. Пулеметные очереди и минометный огонь обратили нас в беспорядочное бегство. А полковника и след простыл. Прибежали в большое село, центр которого пересекала канава с высоким бруствером - вот она готовая линия обороны. Мы заняли оборону по этой канаве (вынужденно, конечно). Из одного дома вышла дородная женщина, встала на бруствер и начала кричать: "Что это вы русские воюете на нашей земле, ведь все украинцы ушли к немцам, и вы бы шли по домам". Политрук ее предупредил: "Мамаша, шли бы вы отсюда, а то чего доброго, пуля и вас не минует!".
Немцы с самолетов разбросали массу листовок, в которых призывали сдаваться в плен, а иначе они 159-ю дивизию уничтожат, а 41-ю утопят в Днепре. К утру 3 августа 1941 года мы вышли на склон горы, которая была покрыта дубовыми деревьями. Когда объявили привал, то все солдаты, кто, где остановился там и свалился отдыхать. Это такая благодать, кругом тишина, поют птицы, стрекочут кузнечики и повсюду аромат цветов. Полдень знойный - на небе ни облачка. Но вот скомандовали подъем и мы опять двинулись дальше от противника.
|
Военное детство и юность. СОДЕРЖАНИЕ