Воспоминания сотрудников музея
Воспоминания Кругловой Ольги Владимировны (стр. 5)
ОТ ТАРНОГИ ДО ПАРИЖА
Как все рассчитано! Внизу, по обе стороны лопаты, спущены две круглые серьги с маленькими резными розеточками. Всю нижнюю часть лопасти занимает густой, четкий, как влитой в это пространство, узор из пересеченных квадратиков. А все, что выше над ним, — настоящий вихрь розеток по огромному кругу. Это подлинный гимн солнцу! Солнце залило всю Вселенную! Оно всюду, всюду! И восходящее, и заходящее, и в зените. Всюду играют его лучи — грани лучистых розеток! И все эти маленькие солнышки и солнца умело, легко, артистично объединил мастер единым росчерком в огромную, от края до края розетку. И узор стал величавым, значительным. Какое безупречное понимание декоративных задач!
А под самыми городками, под навершием прялки, тоже в круглых клеймах резная надпись: «Сия прялка крестьянки Настасий Алексеевны Шибановой».
Кто же была хозяйка этой чудесной прялки? Девушка или молодая женщина? От кого она получила этот бесценный дар — от любимого ли на свадьбу, от отца ли в приданое? Счастливо ли прошла жизнь Настасий Алексеевны? Молчит красавица прялка.
А я все продолжаю ее рассматривать. И не могу удержать улыбку счастья от встречи с таким редким по красоте произведением искусства. Как замечательно узор связан с формой прялки, как он подчеркивает и выявляет ее. Украшены резьбой даже боковинки ножки. Это делают очень редко. А на крутом подъеме донца положен рельефный гребешок, который словно подводит наш глаз к основному узору внутренней стороны лопаты, состоящему тоже из розеток, объединенных в общую композицию. Он лежит так же густо, как и на фасаде, но занимает лишь самую нижнюю часть лопасти. И это не огромная круглая розетка, а лишь половинка, и напоминает она заходящее солнце. А над ним чистая гладь дерева. Не ночное ли небо?
А вверху, опять под городками, вырезана вторая и еще более ценная для нас надпись: «Сию прясницу работал крестьянин деревни Дуб... Степан Оглоблин 1890 декабря 29 дня».
Прочитав надпись и глянув на закрытый занавес, я вскочила и начала благодарить женщину — хозяйку прялки. Я готова была ее расцеловать. А потом уже совсем громко, обращаясь ко всем, я стала делиться своей радостью. Я восхищалась узором, мастерством, читала им надписи и радовалась тому, что такая прекрасная вещь подписана автором, что особенно ценится. И люди начали аплодировать.
— Правильно, друзья, Степан Оглоблин, что сделал когда-то эту прялку, заслужил аплодисменты.
А в антракте прялка ходила по рукам. Почти каждый подержал ее и подивился мастерству своего земляка.
Ночью в автобусе я ее не привязала, как все остальные экспонаты, к мягкому сиденью, а положила на колени и, держась всю дорогу одной рукой за поручни, старалась охранить ее от резких толчков. А сама все любовалась легким бегом лучистых розеток, что мерцали мне, как яркое солнце в белой ночи.
И вспомнила я сейчас еще один момент в судьбе этого замечательного произведения. Я видела, как в Париже на нашей выставке «Русское дерево» в 1973 г. в центральных выставочных залах Grand Palais перед ней стояли зачарованные ее броской красотой французы.
Парижане всю нашу выставку приняли очень тепло. И в последнем зале выставки, где экспонировалось русское народное искусство, в том числе, конечно, и прялки, посетители каждый предмет оглядывали с необычайным вниманием. Но перед прялкой Степана Оглоблина задерживались долго, и там всегда скапливалась небольшая группа настоящих ценителей искусства.
В роскошный каталог этой выставки, оформление которого делали сами французы и на свой вкус, она была включена в число немногих цветных иллюстраций как шедевр русского резного дерева.
|
|
